В галдящей толпе иностранцев русские выделяются не только лица необщим выраженьем, но и манерами. Их тут огромное количество. Молодые люди - джентльмены удачи, дауншифтеры, паломники, избравшие Камбоджу землей обетованной, бэкпекеры, путешествующие по Индокитаю с одним долларом в кармане. Но самое многочисленное племя – экспаты, то есть переселенцы. Что ищут они в краю далеком, что кинули в краю родном, сказать трудно. Одних, по их выражению, дернула муза дальних странствий, других – романтика, мечта о дольче вита, длинном рубле и банальной халяве

А вот этих соблазнил пример Сергея Полонского с его о. Кох Дек Куль в Сиамском заливе. Юра и Ольга из Самары. Красиво жить не запретишь. Экспатизм нынче в моде. Взять хотя бы Жерара Депардье, нашедшего тихий приют в нашей Мордовии, немца Клауса Майне из группы «Sсorpions», мечтающего перебраться в Россию, или американца Роя Джонса-младшего, полюбившего русский Крым. Какая разница, что их гонит – судьбы ли лишения, зависть ли тайная… Тем более, не о них речь.

Люди на скамейках, подставив лица свежему ветру, задумчиво глядят на мерцающую гладь. Одни коротают время в неспешной беседе, другие обступили группу уличных циркачей и, завороженные, смотрят чудеса, на которые только способна таинственная и, увы, непостижимая восточная магия. Факир, он же шпагоглотатель, повелитель огня и укротитель змей кланяется почтенной публике. Затем берет микрофон и начинает рекламировать успехи народной медицины, лекарства, контрацептивы на любой вкус - для женщин и для мужчин. Рядом с площадью, которую на парижский манер здесь еще называют «Пляс Пигаль», открыли двери ночные заведения. Вечер обещает быть томным.

Мы же садимся в баркас «Апсара», и начальник рыбацкой артели Хона кричит куда-то в пространство: «Отдать концы!».  Берег отходил от нас темнеющей зеленью тропических деревьев, белыми фасадами дворцов и горящими в закате, словно языки пламени, шпилями буддийских пагод. Широкая река гнала навстречу бурую воду, и она ласково шлепала о борт. Миновали несколько груженых барж, завалившийся на бок еще во времена Пол Пота теплоход, и вышли на стремнину. Дальше по берегам пошли деревни, склады, коптильни.

Пномпень – такой величественный – таял на глазах и исчез за поворотом, когда на землю начали спускаться сумерки. В тропиках темнеет быстро, и мы скоро зажгли сигнальные фонари. Впереди, поперек реки, нам светили ряды ламп, а за ними, словно фонарные столбы, уходили к горизонту линии огоньков.

Это рыбаки, которые живут и трудятся на воде, сходя на берег крайне редко. Только за тем, чтобы сдать улов, запастись табаком и провиантом. Кончается время тропических ливней и наступает сухой сезон. Ветры с материка гонят прочь океанские муссоны, и уже долгие месяцы земля не увидит ни капли дождя. В этот момент Тонлесап останавливает свое течение, а затем лениво поворачивает вспять. Вместе с водой из Большого озера, что за сотню верст выше по течению, идет нагулявшая вес рыба. Заведенный от века круговорот определяет нравы, быт и традиции кхмеров.

Сезон встречают как праздник. В эти дни на берегу особенно оживленно по вечерам. Когда меня позвали на путину, я  уже знал, что рыба особенно хорошо идет в сети только ночью и только в полнолуние. Почему, для меня так и осталось загадкой. Говорят, в этом есть какая-то мистика. Не случайно, на картинах местных художников, представленных в буддийских пагодах и провинциальных музеях, рыбалка при Белой Луне – любимый сюжет. Ее изображение - на флаге соседнего Лаоса.

Речной порт и полуостров Круичангвар, причалы которого забиты грузами из Кратье, Стунгтреанга, Нижнего Лаоса, остался вдали. Показывая на уходящий берег, капитан говорит, что тысячу лет назад здесь находилась слобода китайских торговцев. Кхмеры же в силу характера и предубеждений держались в стороне от Меконга. Рыболовство традиционно оставалось привилегией  чамов и вьетнамцев. Сейчас это – важный сектор экономики. Из других источников, в частности, дневников Марко Поло следует, что еще в 13 веке здесь находилась рыбацкая деревня. Первые португальцы, поднявшиеся вверх по Меконгу, облюбовали  стрелку Киенгсвай  для основания торговой фактории. А если верить французским источникам,  по этому  фарватеру проходил Шёлковый путь из Индии в Китай. При Сиануке Пномпень считался «столицей Юго-Восточной Азии», а сами кхмеры и сегодня называют это место  не иначе, как «Перекресток Четырех Драконов».

От берега до берега, оставляя проходы для крупных судов, Тонлесап перегородили связки бамбуковых плетей, посаженные на якоря. Такие связки составляют основу рыбацкой стоянки. К ним, как к коновязи, привязаны лодки, плоты и баркасы. Трюмы баркасов заполнены водой, а борта не имеют плотной обшивки. Они служат своеобразным загоном для пойманной рыбы. На палубе женщины готовят ужин. Жаровня полна углей, на решетке - сазаны величиной с локоть, по вкусу не уступающие нашим осетрам.

Успели, что называется, к столу. Над рекой  стоял аромат жареной рыбы. На циновке вокруг чугуна уселась артель. По кхмерскому обычаю, гостей усаживают на самое удобное и почетное  место, коим оказалась бамбуковая жердь. Капитан по закону старшинства разливает водку и читает молитву. Сети уже расставлены, и остается дождаться утра. Мы сидели на палубе «Апсары» и говорили о разном. Кто-то уже спал, другие, несмотря на усталость, шутили, травили анекдоты.

Рассвет над Тонлесапом наступал торжественно. Погасли керосиновые коптилки на дальних плотах, где-то заурчали моторы, водная гладь пришла в  движение. Хона поднялся с лежанки, потянулся, крякнул и заорал во все горло: «Тянуть сети». Артельщики налегли на ворот, из воды показался невод, на конце, в деревянной мотне полным полно рыбы. Зеркальные карпы плюхались о дощатый помост, мелочь скользила в щели, а «крупняк» - в лодку и трюм.  Хона был доволен. Такие уловы бывают не часто. Он благодарил всевышнего и почему-то меня за удачу. Сконфужен, я говорю, что я тут ни при чем, удача идет хорошим людям.

Пора возвращаться. На подходе к стрелке баркас пристал к берегу и забрал пассажиров. Среди них жители Пномпеня, крестьяне Кандаля и Прейвенга. Набитый корзинами с овощами, сушеной рыбой, поросятами и курами наш «Ноев ковчег» тяжело выходил на середину реки.

Я сидел на небольшой банке, вцепившись в борт, и вода касалась моих пальцев. Недвижно застыли попутчики, подчиняясь правилу одной лодки. Хона как опытный кормчий, заложив крутой вираж, выправил «Апсару» против течения, и нас притянуло к барже, стоявшей у берега. Пассажиры, избавившись от оцепенения, зашевелились, заговорили все разом. Закудахтала, захрюкала спутанная в связки живность. Началась разгрузка