Послe учений в Черном море, за которыми Владимир Путин наблюдал с борта ракетного крейсера «Маршал Устинов», в Севастополе готовятся отметить 25-летие раздела Черноморского флота по договору между Россией и Украиной, подписанному в июне 1995 г. в Сочи. Отмечается, что это событие сыграло важную роль при возвращении Крыма в состав Российской Федерации в марте 2014 г.

В прессе вновь появляются материалы и рассказы очевидцев тех событий. Люди делятся воспоминаниями, как это было. Мы тоже приводим заметки журналиста Бориса Виноградова, посещавшего в те дни Севастополь в качестве специального корреспондента газеты «Известия».

На площади Ушакова и сейчас можно видеть слова великого классика: «Не может быть, чтобы при мысли, что вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости, и что кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах».

Но в те дни толстовские сентенции почти полуторавековой давности, может и были верны, только нам как-то доступнее был язык полемических статей, споры дипломатов, да лужковские суждения насчет «жлобства» Украины.

Российская община жаловалась на попытки насильственной украинизации, а Киев называл ЧФ «оккупационным флотом» и требовал от Москвы кончать с «территориальными притязаниями».

В городе ползли слухи о прибытии чеченских боевиков. Странно было видеть, что все жители сплошь – на улицах и в кабинетах, на вокзалах и в магазинах, - говорили только по-русски, а радио и телевидение день-деньской вещало по-украински.

Первый заместитель командующего ЧФ вице-адмирал Сучков готов был помочь связаться с мэром Виктором Семеновым. Тут же позвонил по селекторной связи и говорит: «Тут у меня корреспондент «Известий», ты не хотел бы с ним встретится?» - «Да ну его на хрен», - услышал я короткий ответ, после чего адмирал отключил трансляцию и смущенно приложил к уху трубку.

Репутация у Сучкова была двоякая. Русское население Севастополя и матросы его любили, а власти в Москве и в Киеве, мягко говоря, не очень. На встрече двух делегаций по разделу флота и вопросам базирования командующий ВМС России адмирал Феликс Громов удалил его из комнаты переговоров, «чтоб не мешал».

Потом была церемония возложения венков к памятнику Нахимову в честь 300-летия российского флота, но на пути к площади встала толпа, которая кричала: «Громов, не предавай Севастополь!», «Феликс – иуда». Процессия до памятника так и не дотянула, адмиралы, не возложив цветы к ногам великого флотоводца, сели в черные лимузины и укатили.

Город окружен мистическим туманом. Кто-то из местных историков вычислил, что русские цари, плохо относившиеся к Севастополю или недостаточно внимательно, плохо кончали. Так, например, Павел I, взойдя на престол, одним из первых указов переименовал Севастополь в никому не ведомый Ахтиар.

Вскоре императора задушили в собственной спальне. Участник заговора – сын Павла Александр – роли флота недооценивал, и моряков особенно не жаловал. Осенью 1825 года при посещении Севастополя Александр Iвнезапно тяжело заболел и его успели довезти только до Таганрога, где он и скончался. Загадочная смерть до сих пор волнует историков.

Следующий российский самодержец – Николай Iв 1855 году, получив донесение из Севастополя о гибели Черноморского флота, не выдерживает нервного напряжения и умирает. Сын и приемник Николая – Александр II погиб от рук бомбистов 1 марта 1881 года, а руководила ими революционерка Софья Перовская – уроженка Севастополя.

Траурный поезд с телом почившего императора Александра III был отправлен через всю Россию с Севастопольского вокзала. Николай II мечтал о тихой частной жизни, но его судьба сложилась иначе…

Именно из Севастополя полыхнуло пламя гражданской войны, когда революционные матросы пытались навести порядок на казачьем Дону. Здесь же она и кончилась в ноябре 20-го, когда от местных причалов отошли корабли с остатками врангелевской армии.

Первые бомбы упали на город ровно в 4 утра 22 июня 1941 года, и есть какая-то символика в том, что он был освобожден 9 мая 1944-го ровно за год до великой победы. Ну и наконец август 1991 года - Форос, дача Горбачева. Не сам Севастополь, но, в общем-то, рядом.

Дележка по Сочинским соглашениям должна была пройти в два этапа по принципу 50 на 50, т.е. пополам. Из общего количества 840 кораблей по описи на 1992 год 420 должны были отойти Украине, но значительную часть судов Украина должна была затем как бы снова вернуть России в порядке взаиморасчетов за долги.

В итоге должно получиться, что Россия оставляет за собой около 80 процентов ЧФ, а Украина - около 20. Часть судов, около 250 единиц – договорились списать как устаревшие морально и физически. Киев, однако, хотел, чтобы передаваемые ему плавсредства имели техническое состояние, «как в декабре 1991-го». В общем торг зашел в тупик, на одни претензии наслаивались другие. Дело застопорилось, второй этап так не начался.

Между тем, фактически к разделу приступили еще задолго до того, как подписали соглашение, когда первый «мятежный» корабль № 112, подняв желто-голубой флаг Украины, ушел из Севастополя в Одессу. Собственно, это событие и стало толчком к созданию ВМФ Украины, нового для нее вида вооруженных сил. Основным контингентом для них стали моряки ЧФ, или, как их называли в русском Севастополе, - «перебежчики».

Начальник пресс-центра ВМФ Украины капитан I ранга Николай Савченко, рассказывал, что тоже написал рапорт о своем желании «переприсягнуть» Украине. Попрощался, как положено: накрыл стол, поблагодарил собравшихся.

Каково же было его изумление, когда на другой день получил свое личное дело, где было написано: «За дискредитацию офицерского звания уволен из вооруженных сил».

Таких были стони. Горячий призыв Ельцина с борта крейсера «Москва» присягу Украине не давать на них не подействовал. Правда обещанных квартир и высокого жалованья на новом месте офицеры украинских ВМФ не получили, но старая флотская дружба с россиянами ушла, что называется, на самое дно.

Как-то эсминец «Гетьман Сагайдачный» хотел пришвартоваться в Севастопольской бухте. Появились русские матросы, обрубили концы и сбросили трап в воду. Перед этим «Гетьмн» ходил в Абу-Даби на выставку вооружений и просил у «русской братвы» пару крылатых ракет «для близиру и куражу». Братва отказала.

- Да и что за жизнь, - жаловался Савченко. – За постой у причалов Севастополя должны платить штабу ЧФ, своих складов и заправок не имеем, чтобы залить солярки, гоняем за сотни верст в Одессу, за харчами – в Симферополь… Маята.

Кстати, есть легенда, что город назван не своим именем. По-настоящему он должен быть Херсоном. Екатерина II собиралась назвать его в честь Херсонеса, что высился когда-то на этих берегах как форпост древней Эллады.

Городу же, что строился в устье Днепра, где закладывались первые корабли Черноморского флота, было велено называться Севастополем, т.е. «городом славы». Непонятно как, но курьеры, везущие высочайший указ, пакеты перепутали, и так Севастополь стал Херсоном, а Херсон - Севастополем. «Знать, на то воля божья», - сказала императрица, узнав о совершенной ошибке.

Видать, у города и впрямь странная судьба, если за него всё это время то и дело дрались, одни обороняли, другие осаждали. После раздела ЧФ в нем оказалось сразу два штаба, две базы, две комендатуры.

На одной из них я еще застал вывеску Министерства обороны СССР. Парадоксальность ситуации заключалась еще и в том, что в те годы Черноморский флот ходил под флагом несуществующей державы, хотя по существующим законам, территория корабля считается продолжением территории его государства.

Когда Госдума 15 марта 1996 г. приняла решение о денонсации Беловежских соглашений, наши матросы достали из сундуков старую символику. Надо ли говорить, что такое флаг корабля для настоящего моряка!

Это не просто символика, а нечто большее: черноморцы всякому, кто интересуется, напоминают, что в истории были случаи, когда спускали Андреевский флаг перед неприятелем. Но «Красный флаг со звездой» не спустили ни разу ни перед кем.

МИД РФ не разрешал использовать белый флаг с синим перекрестьем, поскольку официально переговоры по разделу не были завершены. Но вспомогательные суда ЧФ, по решению своих профкомов, уже давно поднимали его на мачты, за что и называли их «детьми лейтенанта Шмидта».

О том, чтобы Россия убралась из Севастополя, говорили все президенты Украины, начиная с Кравчука и Кучмы. Об этом мы вели разговор с городским головой – Виктором Семеновым, который все-таки принял меня в своём кабинете. Месяца два назад на него было покушение – взорвали гранату под машиной. В результате – тяжелое ранение ноги, ампутация безымянного пальца правой руки, шрам на лице.

Он стал мне рассказывать, что сам русский, родился во Владивостоке. В Москве знает всех лично – Чубайса, Лившица, Строева, Селезнева, Шумейко. С Ельциным встречался много, и тот сам звонил ему несколько раз.

Впервые это было в сентябре 1993-го. Ельцин советовал внимательно смотреть, «с кем дружишь» и меньше общаться с Хасбулатовым. Теперь мэр хочет написать об этом мемуары.

С московским мэром у него отношения ровные, но после недавнего очередного пассажа Юрия Михайловича в «Известиях» насчет Севастополя как исконно российского города, дружба пошла врозь.

- Странно, - сказал Семенов, - что судьбу города решают мэры, а не президенты, - и признался, что подумывает об установлении шефских связей с нижегородским губернатором Борисом Немцовым.

Заслугой своей администрации считает, что удалось выбить долги Черноморского флота у России – 11 млн. долларов за воду и другие коммунальные услуги.

Когда украинцам отдали часть флота и штаб в Донузлаве, они заподозрили, что их надули. 10 тысяч человек – офицеры ВМФ Украины с семьями – живут в Севастополе и уехать туда не могут, там нет жилья.

Хотя по технической оснащенности штаб в Донузлаве лучше, чем в Севастополе. Он и создавался как центр Крымской военно-морской базы. Чего там только нет, кроме особняков и дач…

…От перрона Симферопольского вокзала, поезд на Москву отошел тихо и медленно катил по рельсам вдоль покосившегося забора из бетонных плит, какими у нас обносят пределы городской инфраструктуры. Казалось, он ползет невыносимо долго, целую вечность, словно не хочет набирать ход и покидать милые сердцу места, расставаться с теплыми крымскими пейзажами. Я стоял у окна, смотрел на проплывающие мимо тусклые фонари, темные строения и читал размашистые надписи на серых плитах, воспринимая их как последние, недостающие штрихи к портрету уходящей эпохи, который пыталось и не могло нарисовать мое воображение по итогам завершившейся командировки.

Надписи и граффити были разные по размеру – от вершка до человеческого роста, они поминутно сменяли друг друга не перегонах, словно уходящая назад кинолента, создавая какой-то унылый общий фон остающейся за окном реальности. Но разные по форме, они имели единое содержание, выглядели как крик души и читались как немое обращение братьев по крови и разуму к тем, что покидает Крым и уезжает к себе на родину. «Россия-мать, спаси Тавриду!», «Хохлы, геть из Крыма!», «Севастополь - гордость русских моряков», «Крым остается русским» и т. д.

Последний раз я был в Севастополе в марте 2019 г., когда отмечалось 5-летие «Крымской весны». Катался на катере по его бухте, гулял по набережной Нахимова, видел, как люди встречают Путина, наблюдал церемонию официального пуска Балаклавской ТЭС, брал на руки детей, знакомился с молодыми девушками, и уже не хотелось вспоминать о том, что было, кажется, совсем недавно. Тем не менее…

Борис Виноградов, журнал «Многополярный мир». (Полный текст на сайте https://www.proza.ru)