Однажды на Новый год в Лаосе

Бунтхан – первый человек, которого я встречаю по утрам, выходя из дверей гостиницы «Лан Санг». Обычно он восседает под зеленым тентом на дырявом бамбуковом стуле в безукоризненно отутюженной синей униформе с аксельбантом, покоящимся на его необъятном животе. Бунтхан – такая же достопримечательность отеля «Лан Санг», как пагода Ват Пракео, что в пяти минутах ходьбы по берегу Меконга, или каменная Черная ступа Тхатдам, где якобы упрятаны святые мощи Будды

Память у Бунтхана под стать животу – столь же необъятна. Она хранит имена гостей, дни приезда иностранных делегаций, повестки дня многочисленных совещаний, которые проводились в конференц-зале отеля на протяжении последних 20 лет. Свой пост он называет перекрестком новостей, а себя – регулировщиком. Он знает, откуда новости исходят, куда их отправить дальше.

Бунтхан приветливо козыряет, как только я переступил порог и оказался на улице. Его белозубая улыбка, отнюдь не дежурная, говорит о том, что он и сегодня счастлив. Счастлив новому утру, свежему воздуху, напоенному запахом цветущей чампы, распустившимся цветам. Еще, наверное, никому не доводилось видеть его в плохом расположении духа. Не дожидаясь, пока Бунтхан произнесет привычное «сабайди» («здравствуй») и сообщит мне последние новости, здороваюсь первым и замечаю, что его фигура лишена повседневной монументальной статичности, а глаза светятся несвойственным для него дьявольским блеском.

– Сабайди, Пимай! – хохочет Бунтхан на весь двор и обдает меня ледяной струей из шланга.

Ничего не поделаешь, наступил Пимай – новогодний праздник, традиционно отмечаемый в апреле. Принимаю первое омовение как должное, как неотвратимый удар стихии: смиренно и безропотно, заранее зная, что в ближайшие три дня во Вьентьяне никому не избежать подобных процедур. А если вам удалось это сделать, считайте, что вы научились выходить сухим из воды

Новый 2554 год, согласно буддийскому календарю, пришел на лаосскую землю. И не только на лаосскую. В Таиланде, по ту сторону Меконга, в соседней Мьянме и Камбодже его отмечают тем же манером.

Официально три дня – с 13 по 15 апреля, но на самом деле деревня, да и город гуляют всю неделю напролет. Если у лаосцев это – Пимай, то у тайцев – Сонгкран, у кхмеров – Чаул Чнам Тхмаи. Обливание водой и омовение статуй Будды – обязательный ритуал. Гвоздь программы – ритуальное шествие, когда семь красавиц везут по главной площади увитую цветами тележку, а на ней серебряное изваяние святого духа Кабинлафома. Его четырехликая голова, поливаемая чистой водой и настоями ароматных трав, равнодушно взирает на все стороны света.

Традиции повелевают к смене лет готовиться заранее. Человек должен испытывать чувство исполненного долга, быть прощенным своими недругами и забыть горькие обиды. Ничто не должно омрачать праздника – ни семейные неурядицы, ни тяготы будней. В такие дни принято ходить в гости и носить подарки. Я обычно беру с собой горсть деревянных статуэток Будды и связку белых веревок – «баси», которые повязывают на руку встречным в знак почета и уважения. Снимать их нельзя, пока не истлеют.

Перед наступлением Пимая старейшина родового клана как хозяин семьи в кругу домочадцев произносит новогоднюю речь, поминая с долгими паузами всю родню, как живущих, так и усопших, на что уходит несколько часов. С каждой паузой вместе со всеми ты киваешь в такт унылому песнопению, но это не мешает честной компании и захмелевшим гостям вовремя наливать в стаканы самопального виски лао-шум-шум и выпивать их до дна. Будь то за здравие или за упокой.

К каждому обращены добрые слова и наилучшие пожелания. На меня как на иностранца мало обращают внимания, а порой и забывают вообще, когда застолье становится особенно шумным и голос ведущего заглушают крики подгулявших взрослых и распоясавшейся детворы. Напрасно седовласый старец призывает к порядку и хочет привлечь к себе внимание. Застолье, как это бывает везде, не только в Лаосе, переходит в стадию безудержного веселья в самый неподходящий момент. Заливистый смех и женский визг доносятся из каждой подворотни, барабанным боем и треском петард наполняются улицы. И ты лишний раз понимаешь, что туристические справочники, рисующие Вьентьян как сонный и ленивый город, врут, как и все календари. По этому календарю пробил час рождения Будды, а значит, наступил потехи час. Не имея принятых в астрономии рамок, он будет длиться ровно три дня и три ночи

В общем, как в той песне: веселится и ликует весь народ. Прочь заботы и печали, да здравствует радость сиюминутного бытия. Все напасти и тревоги пусть смоет и унесет вода. Ее запасают заранее и впрок. В каждом дворе стоят чаны и пластиковые бочки, наполненные до краев, чтобы вылить их на головы друзей, соседей или случайных прохожих.

В глубокий сон Вьентьян впадает, только когда над ним в бархатном небе повиснет яркая, словно раскаленный гонг, луна. Такая же, как на государственном флаге Лаосской Народно-Демократической Республики. Но водная феерия идет и с наступлением темноты. Ночью улицы кажутся пустыми и тихими, но эта тишина из тех, про которую принято говорить, что она обманчива.

Я возвращался от друзей в свою привычную обитель, держась обочины и стараясь остаться незамеченным. Но ушаты воды выливали на меня из-за каждого угла, с каждого балкона. Мокрый с головы до пят я дошел до «Лан Санга» и у парадного крыльца с радостью увидел дремавшего на своем потертом стуле Бунтхана. Он только что поменял мундир. Новый шелковый аксельбант украшал его широкую грудь. Шланг лежал рядом, и из него била журчащая струя. План отмщения созрел моментально. Но тут Бунтхан, видимо, почувствовал опасность и открыл глаза.

– А, это вы, – заулыбался он, стараясь вложить в улыбку всю силу своего неотразимого обаяния. – Знаете последние новости? Меня искупали в бассейне при всем, так сказать, параде. И еще, сегодня у меня родился внук. Назвали Пимай.

Я поздравил счастливого деда и пошел спать. Назавтра мне предстояло ехать в таиландский Чиангмай, который еще называют столицей Сонгкрана

Борис Виноградов, журнал «ММ»